Романтическая ночь перед убийством - Страница 25

– Да что вы так расстраиваетесь, Тамара? Дмитрий Алексеевич ведь вам чужой человек!

– Чужой?! – Тамара чуть не подскочила. – А вы знаете, что когда я шесть лет тому назад работу искала и жить мне было негде – кто меня к себе пустил? Тогда еще не в этот дом, Лексеич в квартире жил на Большой Парковой, и он меня жить к себе взял и комнату выделил. А у меня прописки даже не было! А он мне поверил! И прописку временную мне сделал. И стряпню мою всегда хвалил! А перед Инной меня кто защищает? Она меня, знаете, как пилит! То ей то не так, то это! То убралась я плохо, то сготовила все жирное да калорийное, такое, мол, и в рот брать нельзя! А он всегда меня защищал. «А мне, – говорит, – обед нравится!» Да если Лексеича посодют, Инна меня тотчас отсюда выгонит! И куда я пойду? У меня ведь своего жилья нету, у меня только временная прописка…

Так вот из-за чего на самом деле переживала Тамара! Себя ей было жалко. Она вдруг так горько расплакалась, что я даже опешила. Я стала успокаивать повариху как могла:

– Тамара, не волнуйтесь, еще ничего не известно, может, отпустят Дмитрия Алексеевича… Да я уверена, что его отпустят! Ну, что у них на него есть? Ничего! С чего они взяли, что он виноват?

Я внимательно смотрела на повариху. Скажет или нет? Но Тамара только плакала да приговаривала:

– Ой, господи, господи! Да что же это такое! Да за что же Лексеича забрали? Как же я теперь?!

Я поняла, что эти причитания – надолго, и решила немного ускорить ход событий, для начала хотя бы выяснить хоть что-то:

– Тамара, Инна вам говорила, за что задержали Дмитрия Алексеевича?

– А я что, не сказала вам? – удивилась повариха. – Вот же дура я бестолковая! Голова как решето! Так ведь Лексеича нашего подозревают, ну, вроде как это он Антошу-то убил! И чего придумали, ироды! Чтоб Лексеич сам, своими руками, Антошку!.. Он же племяш ему, хоть и троюродный, а все родственник! Да разве мог Лексеич такое?! Да он нарадоваться не мог, что шофер у него такой хороший.

Тамара произносила слово «шофер» с ударением на первый слог. Меня от этого почему-то коробило.

– Тамара, вы точно помните, что Антон вернулся после того, как отвез Дмитрия Алексеевича на вокзал? Может, он уже не приезжал? Может, сразу в Сорокино поехал?

Тамара посмотрела на меня как на законченную идиотку. Она вытерла указательным пальцем у себя над верхней губой и, шмыгнув носом, сказала:

– Как это понять – «точно помните»? Я что, по-вашему, пьяная была, что таких вещей не помню? Конечно, точно! Они уехали, а я готовила здесь, в кухне. Салат резала, тесто ставила. Через какое-то время Антон появился, поставил машину в гараж, я это в окно видела. Вон окно-то – во двор выходит, мне же все видно – кто уезжает, кто приезжает… Как на ладони… Что потом?.. А! Он поднялся в кухню, сел сюда, вот на это место. Говорит, мол, покормишь меня, Тамара? Я спросила: а что ты будешь? Он салата попросил, и еще окрошка тогда, помнится, была. А я его еще спросила: как, мол, Антоша, посадил Лексеича на поезд? Он говорит: да, посадил, все хорошо. Поел, сказал, как всегда, мол, спасибо, все вкусно… Или это мне приснилось, как, по-вашему?!

– Нет, нет, продолжайте! Я верю, что так все и было. Так, и потом: вот Антон поел…

– И пошел к себе в комнату. Говорит, мол, поеду сейчас в Сорокино, что, мол, мне здесь три дня делать? Начал собираться. Он в сумку дорожную какие-то вещи хотел положить.

– И что?

– Все! Потом с лестницы крикнул: я ушел, мол, Тамара, пока! Я выглянула в окно, он вышел в калитку… И все, больше я его не видела. Должен был ехать в Сорокино. На поезде. Да здесь всего-то четыре часа езды. А он, бедняжка, аж в Поворинском лесу оказался!

– А в калитку он с сумкой выходил?

– Ну да, с сумкой. У него такая небольшая, черная…

Тамара смотрела на меня как-то испуганно. Ну да, подумала я, скорее всего, так оно и было, зачем поварихе врать? Говорит она спокойно, фартук не теребит и волосы не поправляет, стало быть, все – правда. Но почему же Антон направился не в сторону своей деревни, как собирался, а совсем в другую – в лес? Что ему было там делать? Он что, не мог сходить в лес у себя в деревне? Лес, лес… Как-то это очень странно: молодой парень пошел туда один. Молодежь в лес по одному не ходит, обычно они это делают с компанией, на шашлычок… А если он действительно был не один? С другом? С девушкой? Да! С той загадочной девушкой, о которой все они молчат, как партизаны под пыткой. Так, надо еще раз прощупать Тамару на предмет этой самой девушки.

Между тем повариха продолжала плакаться о своем:

– …Я ей говорю: да вытирала я пыль, только вчера прошла по всему дому с тряпкой, а она мне: «Значит, плохо вытирала! Не могла пыль за один день скопиться!» Ну, почему она мне не верит? Вот скажите, Татьяна, вы новый человек в доме, разве у нас грязно?

– Нет, нет, у вас очень чисто! Я, например, убираюсь крайне редко, вы бы посмотрели, что у меня дома творится!

– Вот! И я тоже говорю: два раза в неделю убираться – вполне достаточно. Их ведь и дома-то никого не бывает весь день! Лексеич работает, Инна все по финесам своим ногами дрыгает да по магазинам ходит, ищет, где бы деньги потратить. Кристина сейчас не учится, лето, а вот осень наступит, и ее тоже не будет дома, в институте да в библиотеке начнет пропадать, а то и просто у подруг… Антоша – царство ему небесное! – тот с Лексеичем ездил, того тоже целыми днями не было. Кому здесь мусорить-то?! Я из кухни почти не выхожу и пол каждый день мою! Конечно, я понимаю, это ж кухня – где капнешь чем, где муки сыпанешь… Так я и не спорю, на кухне надо часто мыть. А в гостиной-то зачем? Там целыми днями никого нет, только вечером они к телевизору собираются. И то Кристина у себя этот… как его… на телевизор похож… я не выговариваю…