Романтическая ночь перед убийством - Страница 47

– Чаво меня возить, чай, не барин, сам доковыляю! – проворчал он.

– Спасибо вам, что показали место, – мы медленно пошли обратно, я – к машине, дед – к себе домой, где его ждала телега-развалюха.

– Ничаво, зато я ноги размял! – философски рассудил дед. – Жалко парня-то, совсем молодой. Девчонка-то, поди, убивается, сердешная…

Я остановилась как вкопанная.

– Филимон Пантелеевич, а откуда вы знаете, что у погибшего девушка была?!

Дед притормозил и посмотрел на меня, как на деревенскую дурочку:

– Знамо дело, откудова! Видел я их, как они на полянке-то миловались. Бегали друг за дружкой, чиловались. Он ее кружил вокруг себя, за ручки, и все такое…

Дед вновь заковылял к своему дому.

– А когда это было? – у меня похолодело все внутри. – Филимон Пантелеевич, миленький, вспомните!

– Чудная ты! – усмехнулся дед. – «Когда было»! Откуда ж я знаю, у меня и календаря-то нет. И чиливизера. Зачем они мне! Я так думаю, дён шесть назад, а может, и поболе. А точно сказать не могу, я дни не разбираю, мне уже на работу не ходить…

Дед плелся по дороге и ворчал себе под нос что-то еще. Я догнала его и спросила:

– Филимон Пантелеевич, что вы еще видели? Что эти парень с девушкой делали?

– Ничаво, по поляне бегали друг за дружкой да про кошку какую-то кричали…

– Про кошку? Какую кошку? У них что, кошка с собой была?

– Не, с собой не было… Только парень все кричал: «Котенок! Котенок!» А что это за котенок – откудова мне знать? Может, они котенка с собой привезли да в траве и потеряли! Вот и бегали, искали…

– Какой это девушка была, опишите ее.

– Эт как?

– Ну… Высокая или маленькая? Какого цвета у нее волосы, во что она была одета?

– Так ведь далеко это все было, да и вижу я плохо. Мне, милая, в этом годе восемь десятков сравнялось, во как! Девятый десяток разменял, а ты говоришь – «какого цвета волосы»! Я в зеркале не вижу даже, какого цвета мои волосы и остались ли они у меня вообще! Токмо могу сказать, что маленькая она была. Парень высокий вроде, а она – ниже его.

– Что потом было? – меня заколотило от нетерпения.

– А ничего. Я глазеть на них не стал, пошел в лес, я там грибочки и травы всякие собирал… А потом слышал, как у них на поляне что-то хлопало.

– Хлопало? Это как?

– Ну, как… Я далеко был, плохо слышал… Но вроде как стреляли.

– Стреляли?! И сколько раз?

– Да говорят же тебе, далеко я от них был, да и слышу плохо!

– Ну, Филимон Пантелеевич, миленький, ну, хоть примерно! Ну, два раза или три?

– Да не, больше… Можа, разов пять.

– Ой, ну, спасибо вам, Филимон Пантелеевич! Вы мне так помогли!

– Да мне твое спасибо – как козе галоши!

– А что мне для вас сделать? Может, денег вам дать? – я полезла в сумку за кошельком.

– И на што они мне?! У нас и магазина-то нет! – дед говорил слово «магазин» с ударением на втором «а».

Я очень удивилась:

– Как нет? А где же вы продукты берете?

– Вот сразу видно – городская ты! – усмехнулся дед. – На огороде у себя беру! Картошку на днях копать примусь, а еще у меня морковь посажена и свеколка. И помидоров – вон, двадцать кустов. И тыквы, на зиму… Где беру? Скажет тоже…

– А хлеб?

– А хлеб у нас Настёна пекёт, на всю деревню. Она баба молодая, ей только шестьдесят пять сполнилось. Берет в магазине муку мешками и пекёт. А мы у нее покупаем. Пятнадцать рубликов за буханку. А буханка вот такая, – дед показал руками большие размеры хлеба, – мне ее на неделю хватает! А молоко и сметанку я у Никитишны беру, она козу держит. Но не за деньги, нет – я на картошку их у ей меняю. Она картошку сажать не может, у ей ноги болят, а я козу держать не могу, вот мы и меняемся.

– Ну, это вы здорово придумали! – восхитилась я. – А одежду где покупаете?

– А на што она мне? Мне уж, почитай, завтра помирать… Я старье свое и донашиваю… А кому надо – нам раз в месяц пенсию привозят с почты, и с ними магазин передвижной приезжает, ну, машина такая. А там всякий товар – и еда, и одежка, и посуда… Токмо никто почти ничего не берет. В деревне-то одни старики остались. Нам уж ничего не надо, да и мало нас…

– Маленькая у вас деревушка, – согласилась я.

– Да, все молодые в город уехали. Мы вот, старичье, остались. Как все поумираем, так и деревня умрет.

– А что вам все-таки надо? – спросила я старика. Мне почему-то стало так жалко и его, и эту деревушку…

– Струмент мне надо! – вдруг обрадовался дед.

– Что? – не поняла я.

– Ну… струмент. Молоток, там… ножовка, плоскогубцы… Струмент, одним словом! Этого магазин на машине не привозит, а мой старый сгнил весь давно да поломался. А я не токмо себе – я и бабкам-соседкам все монтирую. У Никитишны, вон, крыльцо сгнило совсем, она не может в дом входить, просит отмонтировать. Хоть две доски, говорит, прибей, не то провалюсь, доставать вам потом меня придется. Вот мне струмент для того и нужен.

Я клятвенно заверила деда, что обязательно привезу ему новый «струмент». Он попросил меня не провожать его до дома – сам, сказал, прогуляется, а то Никитишна увидит нас в окно, приревнует его, последние волосенки ему выдерет. Молодец, дед, восемьдесят лет, а еще хохмит!

Пантелеевич захромал к себе, а я вернулась на поляну и начала внимательно, медленно ходить по ней вдоль и поперек, осматривая все вокруг. И мои предположения оправдались: я нашла две алюминиевые банки из-под пива, в каждой из которых было пробито по одной дырке. Я прихватила банки с собой, положив их в полиэтиленовый пакет, и вернулась к машине. Выкурила сигаретку, желая спокойно подумать, привести мысли в порядок. Потом я села в машину и рванула в город.